Сегодня решила себя побаловать. Хотелось в холодный январский вечер чего-то тепленького- красивенького-хлебнинького. Выбор пал на открытый пирог с картошкой и грибами, посыпанный зеленью.
И пока я его «творила», разные мысли посещали мою буйную головушку, вспомнились мне два очень похожих на первый взгляд рассказа моих клиенток. И та, и другая пережили страшные события, но тонкие детали происшествия привели к заметно различающимся состояниям обоих женщин в будущем. Обе истории про пирожки.
В одной из них девочка лет 7-8 очень просила маму научить ее печь пирожки. Такие же красивые и румяные, как на иллюстрации в книжке. А мама, так уж сложилось, как раз их и пекла. Началось обучение, мама сердилась, ругалась, и в конце концов, так разнервничалась, что с силой оттолкнула девочку от плиты. Но силы неподрссчитала … сковорода полетела с комфорки… нестерпимая боль обожгла руку, живот и лицо девочки… Конечно потом была суета, скорая приехала не быстро, за это время девочка была выдрана и поставлена в угол, потом мама со слезами просила прощения… Ожоги зажили через несколько недель, но ожог на душе от маминой ярости не затянулся и по сей день. И теперь повзрослевшая девочка стала мамой двоих деток, подающим надежды сотрудником. Но вот пирожки она больше никогда не пекла, боялась возвращения физической и эмоциональной боли и разочарования.
Во втором же случае девочка точно так же очень просила маму позволить малышке полепить вместе с ней пирожки. Мама не разнервничалась. Она согласилась и очень по-доброму начала рассказывать, как и что. Она терпеливо исправляла кривенькие-косенькие произведения дочкиных ручек… а потом мама, нежно улыбаясь, предложила: «А хочешь я нарисую тебе лошадку?» Дочка посомневалась, что-то ее беспокоило, вероятно, неуместность такого предложения в ситуации создания пирожков, но девочка согласилась, ведь не так часто мама так добра.
Тут мама положила на голенькое бедро девочки трафарет лошади… и вылила на него раскаленное масло. Лошадка заставила девочку визжать и кататься по полу кухни, а мама продолжила спокойно печь пирожки, добавив в сковороду еще немного масла. Девочка выросла, стала женщиной, но вот ни детей, ни мужа у нее не случилось. Иногда она обнаруживала у себя вещи и предметы, которые были ей незнакомы, чужие люди изредка здоровались с ней, а стоило хоть немного выйти из равновесия, могли пропасть бесследно несколько часов, и она понятия не имела, куда они делись и что в это время происходило. Хотя близкие и намекали ей, что время не пропадает, просто она этого не помнит и ведет себя в эти якобы потерянные часы как маленькая девочка, плачет и катается по полу. Предпочтительно по полу кухни. С этим она и пришла в терапию в совершенном замешательстве.
Подводя итоги моего коротенького рассуждения о пирожках сегодня, хочу показать, что в первом случае явно жестокое обращение к ребенку привело к значительной травматизации, женщина, повзрослев, не хотела возвращать эти страшные переживания, поэтому избегала готовить пирожки для своей семьи. Во втором же случае жестокое обращение не является фундаментом, оно лишь следствие психотического материнства, слабой связи матери с реальностью нашего мира. Она не пыталась причинить боль ребенку, не сердилась на дочку. Она просто жила в своей реальности, функционируя соответственно миру в ее голове. И это не вызвало ПТСР, это привело к диссоциативному расстройству идентичности (ДРИ). Это не нанесло травмы, это разрушило личность абсурдностью происходящего, невозможностью вместить это в рамки хоть какого-то здравомыслия. Так появилась одна девочка, которая потом выросла и развилась в обратившуюся ко мне женщину, и вторая девочка, которая так и осталась той малышкой, которая катается от боли и плачет много лет подряд, каждый день, без перерыва. Свой личный, камерный такой, ад во всей своей красе.
Из этого получается, что значительная часть моих клиентов, как психоаналитического психотерапевта, действительно страдают от памяти, как сказал дедушка Фрейд, и им нужно вспомнить, чтобы забыть и жить дальше. Но есть некоторая часть, и я вижу у них симптомы диссоциативного расстройства идентичности (ДРИ), которым нужно забыть, чтобы вспомнить. Игра слов, скажите вы. А вот и нет.
Чтобы женщине из второго примера начать печь пироги без эксцессов и истерик, нужно было забыть огненную лошадку, чтобы вспомнить, как она появилась. И теперь, когда мы с лошадкой распрощались, пирожки получаются изумительные, радуют близких и ее саму.
А вот той первой моей клиентке, о которой я упомянула, пришлось вспомнить летящую в неё сковороду с маслом, проплакать это и проматериться об этом, чтобы ее «отпустило» и женщина вновь обрела способность готовить это блюдо.
И вот, когда пирог мой был готов, вынут из духовки, порезан и разложен на тарелочки, окончательно сложилось понимание, что вспомнить ситуацию и отпустить боль при ПТСР далеко не одно и то же, что забыть боль и вспомнить ситуацию при ДРИ.